Фоки - бесконечно близкий сердцу уголок

«1941 год. Зима. Мы лежим на печке. Она еще теплая. Я лежу у мамы на руке. Брат и сестра рядом на одной подушке. На печке хорошо. Коптилку погасили сразу после ужина: экономим керосин. Но мне совсем не страшно: мама рядом и брат, и сестры, и бабушка. Страшно, когда одна. Брат смеется: «Уже три года, а трусит как маленькая!». Трушу… Папа на войне… Но сейчас мне хорошо: тепло, уютно и звучит мамин голос: «И тогда повелел Петр искать руду и плавить железо… И пошли на Урал… Заводчик… Демидов… Никита… Углежог…». Засыпаю. А зима долгая, а вечера длинные. И вот уже о Демидове и углежогах «всем миром» слагаются строчки:

Но вот неведомо откуда

Под сень угрюмую ветвей

Пришел народ, наполнив гудом

Мир сосен, лиственниц, елей.

Кто эти люди? – Углежоги.

Демидову покорна рать.

Нашли в лесную глушь дороги,

Чтоб домнам уголь выжигать.

Это Женя. Она старшая. Ей уже девять лет. И с рифмой она дружит. Ей помогает Виктор, ему – семь. Все воедино помогает свести мама:

И житель тех поселков новых

Себе вопрос не задавал:

Фокам, Лукинцам и Соснове

Когда и кто начало дал.

Идут годы. Закончилась война. Мне семь лет. Мы с мамой стоим под высокими лиственницами на улице Сталина (теперь – Кирова) и снова слушаем: Петр… Урал… Демидов. И снова углежоги. Так кто же эти люди? Идем в библиотеку. Новые понятия: балаган, куренные мужики, углевозы, жигаль, дроворубы… Кто они? Все – углежоги. Но главный на курене – жигаль. Он отвечает за все. Дроворубы валят деревья, пилят, колют, укладывают в кучи. А куча-то больше сажени в высоту и шириной до трех саженей. А сажень – это сколько? Ищем ответ, находим: «Русская мера длины – 2,13 м.». Вот такую кучу дров плотно-плотно обкладывали дерном, чтобы не было доступа воздуха, и поджигали. Внутри тлели дрова, тлели, не горели. Тлела такая куча недели две. Ни днем, ни ночью не отходил от нее жигаль. Весь секрет в том, чтобы дерево не сгорело, не истлело совсем, а получился крепкий, звонкий уголь. В те времена у Демидова жигалем служил невзрачный мужик Фока, был он лучшим в своем деле. Служил исправно, дело свое знал. Ошибок не допускал. Но случилась однажды беда: то ли дерн уложили не плотно, то ли температура высокая образовалась в очередной куче, то ли утомился и проглядел Фока. Но сгорела у него такая куча. Знал жигаль: за убыток строго взыщет хозяин – засекут до смерти плетьми. Даже в курень заходить не стал за своей котомкой. Каждая минута дорога. Хорошо, что сыро было: лапти бесшумно скользили по размокшему мху. Прозевали стражники, не доглядели, не заметили беглеца. Бежал Фока, не останавливаясь, до рассвета. Лишь когда последних сил лишился, забился под кучу бурелома. Лежал, прислушиваясь, нет ли погони. Спал ли, нет ли, кто знает. Вылез вечером, в сумерках, и снова пошел. Куда – сам не знал, лишь бы подальше от неминуемой гибели у Демидова. Через несколько дней вышел к большой реке. Решился пуститься вплавь на бревне из сухостоя. Переплыл, отдохнул да и пошел дальше. Люде нигде не встречал, со всех сторон только лес стеной. К ночи остановился, стал искать место для ночлега. Вышел на небольшую полянку, осмотрелся. Кругом шумят лиственницы, место сухое. Неподалеку журчит ручей, а меж лиственниц пробивается родничок. Здесь и обосновался Фока. Думал, что на ночь, оказалось – навсегда. Много километров проходил по округе, а лучше места не нашел. К осени соорудил балаган – дело привычное. Когда-то нашел дорожки к людям, живущим за немалые километры от «своего» родничка. Через год-другой сюда же прибился еще один бедолага. Обосновали заимку. Сюда Фока и жену привел: решилась какая-то отчаянная девка выйти за незнамо кого. Срубили избу, вскоре родились дети. Все горело в руках Фоки, любое дело спорилось. И жена оказалась под стать. Связи с людьми крепли, стали гости приезжать. Кто-то рядом селился. Но Фока был самым изворотливым, из любой беды вывернется, отовсюду достаток найдет. «Юркий мужик», – судачили соседи.

Вырос и женился старший сын, тесно стало в отцовской избенке. Недалеко у другого ручья поставили для них избу. Подворье отца звалось Фоки, а сына – Фочки. Женился второй сын – Лука. И ему дом справили, тоже у речушки. Образовался новый починок – Лукинцы.

А прозвище «юркий» постепенно стало фамилией:

-       Это чьи робяты-то пашут?

-       Да Юрковы, Фокинские.

…Годы, годы. Вырубили леса вокруг той опушки, где когда-то стоял починок Фоки «юркого», а потом дом Юркова Фоки. Остались лиственницы, которые когда-то приютили беглого жигаля. Лет двадцать назад было их семь сестер, сейчас осталась одна. Жив и тот родник, пробился под бетонкой, течет к речке-ручейку, где когда-то ловил Фока руками рыбу на ужин. Остались нам на память название села – Фоки да фамилия многих-многих односельчан – Юрковы.